Значение слова бургунды в большой советской энциклопедии, бсэ. Бургунды Кто такие бургунды в истории

Между Одером и Вислой и оттуда заселили остров Борнхольм (Borgundarholms) и, без сомнения, также некоторые местности в Норвегии.

В середине III-го столетия бургунды покинули свое прежнее местожительство; их, вероятно, выгнали оттуда гепиды . В 277 году они, как нам известно, жили на берегах Рейна, где с ними сражался римский император Проб и где они поселились рядом с алеманнами . С тех пор надолго установились постоянные сношения между бургундами и алеманнами. Их земли соприкасались в одном и том же пункте, на верхнем Майне, с границей Римской империи; они вместе пытались проникнуть за эту границу, а потом стали нападать одни на других. Обо всем этом нет точных сведений. Однако, (по-видимому, не подлежит сомнению, что в конце III-го столетия алеманны проникли за укрепленную границу (limes roтаnus), пересекавшую Майн, и поселились между этой рекой и Констанцским озером в той местности, где и до сих пор живут их потомки. Тогда они стали защищать эту границу от бургундов, которые утвердились на верховьях Майна и заняли все пространство от Шпессарта и Рена до Кошера, впадающего в Неккар.

И бургунды так же, как вестготы , тогда не были врагами римлян. Около 370 года они сражались вместе с римлянами против одного из алеманнских королей без всякой для себя пользы. По словам святого Иеронима и Орозия , они принимали участие в великом нашествии варваров 406 года, но потом возвратились в свои поселения на берегу Майна. В 411 году они присоединились к армии узурпатора Иовина, переправились через Рейн и заняли часть левого берега этой реки. Там они поселились (413) с разрешения Констанция, одержавшего победу над Иовином.

Королевство бургундов

Так возникли первые поселения бургундов в Галлии. Они заняли часть верхней Германии в окрестностях Вормса, как это видно из народных преданий, сохранившихся в «Песни о Нибелунгах ». Здесь бургунды создали первое своё королевство на прежней римской территории. Они остались союзниками римлян или обязанными доставлять им вспомогательные отряды. Констанций держался относительно их такой же политики, как относительно вестготов. Хотя бургунды и были менее требовательными союзниками, чем готы, они все-таки старались захватывать в Галлии больше того, что им давали; они вторгались в Бельгию; в 435 году они были разбиты Авитом. Вскоре после того война возобновилась и произошла кровопролитная битва, в которой бургундский король Гундикар (в «Песни о Нибелунгах» – Гунтер) погиб под ударами гуннов , служивших в римской армии в качестве союзников. Число оставшихся на поле битвы бургундов определяли в то время в 20,000. Эта битва бургундов с гуннами , которой народный эпос придал легендарные, фантастические черты, составляет драматический центр сказания о Нибелунгах, основанного отчасти на исторических событиях.

После гуннского погрома первое королевство бургундов рухнуло. Бургунды, оставшиеся в живых после этой катастрофы 436 года, были переселены в 443 году в Савойю (S ab audia), то есть в ту местность у подножия Альп, которая находится между Женевским озером, Роной и верхней Дюрансой. Знаменитый римский полководец Аэций , может быть, намеревался противопоставить их вестготам. В 451 году они пошли вместе с ним против Аттилы ; блестящая победа на Каталаунских полях , одержанная при их содействии, оставила глубокие воспоминания в их исторических преданиях; о ней говорится в их законах.

Вскоре после того бургунды расширили свои владения (457), благодаря тому, что их призвали на помощь жители первой Лионской провинции, желавшие избавиться от уплаты налогов. Это был новый способ поселяться на чужих землях; при этом не требовалось согласия императорского правительства, но и не было надобности прибегать к насилиям, потому что сенаторы вышеупомянутой провинции и землевладельцы искали для себя покровителей. Сидоний Аполлинарий называет бургундов «покровителями ростом в семь футов» (septipedes patroni). Римские подданные искали у варваров защиты не только от императорского правительства, облагавшего их тяжелыми налогами, но также от других более грубых варваров, как, например, от франков и алеманнов, угрожавших нашествиями на северную часть первой Лионской провинции, на область Лангра.

Так на Роне было создано второе бургундское королевство. Бургунды утратили на короткое время обладание Лионом, который был отнят у них императором Майорианом ; но они снова вступили в этот город после смерти Майориана. С тех пор сношения между Римом и Галлией сделались почти невозможными. Поэтому бургунды стали расширять своё королевство без больших затруднений. Город Арль, как кажется, входил с 463 года в состав занятых ими провинции, потому что их король Гондейх принял сторону арльского архиепископа в споре с архиеписком виеннским о праве управлять епископством диеским; Гондейх обратился к папе с просьбой разрешить этот спор.

В то время бургунды уже достигли такого могущества, что возникло намерение разделить Галлию между ними и вестготами. В 475 году бургунды завладели долиной Роны вплоть до берегов Средиземного моря. Хотя вестготы и отняли у них в 480 году Прованс, они снова присоединили эту область к своему королевству после смерти вестготского монарха Эвриха (484) и владели ею до 500 года. В то же время они расширяли свои владения на север. Там им пришлось бороться с алеманнами. Эти последние очень рано прекратили всякие сношения с римским правительством. Путем завоевания они заняли Эльзас и верхний бассейн Рейна, чем и объясняется тот факт, что в этой стране исчезли всякие следы римской цивилизации и что она сделалась чисто германской. Бургунды защищали от алеманнов западную часть Большой Секванской провинции, простиравшуюся до берегов Аара. После 476 года эта область по необходимости подчинилась их владычеству. В это время королевство бургундов достигло самого наибольшего размера в своей истории, и они господствовали почти на всем бассейне Роны.

Галлия в 481 году. Тёмно-синим цветом обозначено королевство бургундов

Следует заметить, что бургунды постоянно были покорными «союзниками» римлян; они помогали Арвернии (Оверни) защищаться от вестготов; их короли носили титул начальников императорских войск. Они расширяли своё королевство, не делая завоеваний и не прибегая к насилиям, а принимая под свое покровительство те провинции, из которых удалились представители римского правительства; там короли бургундов считали себя на императорской службе. Мы далее увидим, что эта исторически традиционная преданность империи не нарушалась ни одним из бургундских королей, даже самым последним.

Бургундский король Гундобальд (474–516)

После 474 года бургундами управляли четыре короля: Гундобальд, Годегизиль, Хильперих и Гондемар. Первый из них стоял выше остальных. Он убил Гондемара и Хильпериха, а Годегизиль подчинялся ему.

Прежде, чем сделаться королем, Гундобальд ездил в Италию; получив от императора Олибрия титул патриция, он затем содействовал возведению на императорский престол Гликерия (царствование которого продолжалось только один год), подобно тому, как вестгот Теодорих содействовал возведению на императорский престол Авита. Гундобальд был законодателем бургундов. При нем был издан кодекс, названный по его имени loi G ombette. Этот кодекс был составлен около 488 или около 490 года и был несколько раз пересмотрен, – в последний раз бургундским королем Сигизмундом (518 – 524); к нему впоследствии делались некоторые дополнения, как, например, во времена Карла Великого . В нем было постановлено, что римляне будут судиться по римским законам; он касался бургундов только в тех случаях, когда у них возникали ссоры с римлянами. Это большею частью не что иное, как составленный без всякого порядка тариф вознаграждений за убытки и денежных штрафов. Для бургундов был издан, по приказанию Гундобальда, римский кодекс (lex romana Burgundioпит), содержание которого было заимствовано из римских источников.

Бургунды и римское население

Историк Сидоний говорит о добрых отношениях, существовавших между бургундами и местными «римскими» жителями; из содержания «Нибелунгов» видно, что бургунды были кроткого нрава.

Бургунды были добрые люди, очень высокого роста, с широким черепом. Их потомки, живущие в настоящее время в Ваатланде (кантоне Во) и у подножия Юры, очень велики ростом, между тем как их соседи (римского происхождения), живущие у подножия французских Альп, небольшого роста. Сидонию не нравились длинные волосы бургундов, намазанные жирным маслом, их необыкновенный аппетит, запах чеснока изо рта и варварские песни; но после того, как они кончали эти песни, они добродушно спрашивали у своих римских гостей, как им нравилось это оранье. Они занимались плотничными и столярными работами; и по настоящее время в западной Швейцарии крестьяне занимаются столярным мастерством и имеют нужные для этого станки. Из всех варварских народов бургунды, как кажется, были самыми добрыми: по словам историка Орозия, они были спокойного и кроткого нрава, а с галло-римлянами обходились не как с подданными, а как со своими братьями во Христе.

Они очень легко подчинялись влиянию римлян. По словам Авита, Гундобальд был человек ученый; при нем состоял ритор Гераклий, который был чем-то вроде тех панегиристов, которых держали при своем дворе римские императоры. При бургундском дворе были хорошо приняты те римляне, которые приезжали в Бургундию искать счастья. К числу их принадлежали: Сиагрий, о котором упоминает Сидоний и который научился так хорошо владеть бургундским языком, что, слушая его, варвары учились воздерживаться от ошибок; Лаврентий, который был послан в Византию , остался там и достиг почетного положения; епископ Авит, который часто исполнял обязанности канцлера, в особенности для переписки с константинопольским правительством.

В то время, действительно, уже существовали постоянные сношения между бургундскими королями и Восточной империей. Предшественники Гундобальда были начальниками императорских войск; сам Гундобальд также занимал эту должность, а потом был возведен в сан патриция. Его сын Сигизмунд, сделавшись королем, попросил, чтоб его титул графа был заменен титулом патриция; он считал такую замену почетным отличием. Вследствие таких дружелюбных отношений к римлянам и неоднократно доказанной им преданности бургунды вели свое летосчисление со времени учреждения в Риме должности консулов; из 61-го официального документа, помеченных годом их издания, только на одном обозначен год царствования того короля, которым он был подписан. Наконец, вышеупомянутое летосчисление, прекратившееся в Риме с 565 года, сохранялось в королевстве бургундов до 628 года. Монеты, которые чеканились в Лионе, иногда носили на себе только изображение императора; впоследствии стали ставить на их оборотной стороне вензель царствующего короля. Влияние Рима обнаруживалось, как мы уже выше заметили, и в законодательстве. Было дозволено заключение браков между лицами римской и бургундской национальности; законы о завещаниях не имели никакого сходства с германскими; размер «виры» был назначен одинаковый и для римлян, и для «варваров», как называли сами себя бургунды в своих законах.

Галло-римский землевладелец переходит под покровительство бургундского военачальника

Вот почему в стране, населенной бургундами, римская культура сохранялась дольше, чем где-либо. В самую цветущую эпоху истории бургундского королевства Вивенциол содержал в Лионе школу риторов. В конце VI-го столетия все еще процветала школа, основанная в Агаунуме (Сен-Морисе в Валезском кантоне). В VI-м столетии жил в Бургундии летописец Марий Аваншский; в VII-м столетии там жил Фредегар. Во время существования второго бургундского королевства, когда дочь короля Рудольфа прибыла ко двору Оттона I, она приобрела там репутацию ученой женщины. У бургундов законы были изложены более ясно и более правильным языком, чем у других варваров; если сравнить официальные документы, написанные в средние века в алеманнской Швейцарии, с теми, которые были написаны в Швейцарии бургундской, то в этих последних сделаются ясно заметными следы римской культуры.

Из всего вышеизложенного видно, что у бургундов и у римлян не было никаких причин для взаимной вражды: в ходе истории побежденные постепенно взяли верх над победителями, – если действительно были с одной стороны побежденные, а с другой победители.

Бургунды и христианская церковь

Религиозный вопрос сделался причиной разрушения королевства бургундского. Галло-римское духовенство было очень могущественно. В конце V-го столетия оно имело 25 епископов, принадлежавших к знатным сенаторским семействам. Самым выдающимся между ними был Авит, занимавший с 490 года в Виенне должность архиепископа. Его произведения служат таким же главным источником сведений для истории бургундов, каким служат произведения Сидония для истории вестготов, произведения Кассиодора для истории остготов , произведения Григория Турского для истории франков. Его полное имя было Алкимий Экдимий Авит. Его отец и многие из его предков были епископами в Виенне после того, как занимали государственные должности. У него был брат, занимавший должность епископа в Валенсии. Он, по всему вероятию, воспитывался в Валенсии, где содержал школу риторики Сабауд, которого хвалил Сидоний Аполлинарий. Он, конечно, был самым выдающимся между всеми епископами, которые казались очень могущественными, имели большие поместья, много помогали бедным во время голода, уплачивали выкуп за пленников, строили или украшали церкви, посылали субсидии папе. Один из предместников Авита во время борьбы, возникшей между его епископством и епископством арльским и продолжавшейся в течение всего V-го столетия, употреблял в дело армию, что, впрочем, делал и его соперник. Личная деятельность Авита была очень плодовитая. Кроме многих других его произведений до нас дошли его письма, содержание которых, к сожалению, нелегко разбирать, но которые служат для нас драгоценным источником сведений о том, какими целями руководствовались лица, стоявшие во главе церкви.

Авит не отличался веротерпимостью. Он хотел искоренить арианскую ересь . В каких же отношениях к арианскому королю мог находиться этот епископ или всякий другой, имевший одинаковые с ним убеждения? Бургунды, рано обратившиеся в христианство, чем, может быть, отчасти и объясняется кротость их характера, были арианами, подобно всем варварам, подчинявшимся в половине VI-го столетия влиянию императоров из ариан. Но хотя бургундские короли и были арианами, они пользовались верховною королевскою властью над католическою церковью. Только с их разрешения епископы могли собираться на соборы; такое разрешение стало считаться необходимым с конца V-го столетия, а до того времени епископы собирались на соборы без королевского разрешения. Соборы созывались в Галлии под председательством епископа арльского, собирались они и в некоторых провинциях, но с конца V-го столетия они уже собирались не специально для Галлии или для которой-либо из церковных областей, а для целого королевства бургундского или франкского. На некоторых соборах, созывавшихся в Бургундии, упоминалось о полученном от короля разрешении. Кроме того бургундский король (о чем мы еще будем говорить впоследствии) принимал участие в назначении епископов и таким образом, будучи арианином и имея под своею властью арианское духовенство, принимал участие в управлении католическою церковью.

Как же мог бы все это выносить такой епископ, как Авит? Он подчинялся верховной власти бургундских королей, потому что Господь велел повиноваться земным властям; в то же время он находился в личных дружеских сношениях с Гундобальдом, который отличался своей веротерпимостью. Но лишь только король франков Хлодвиг крестился и сделался католиком (не-арианином), этот друг и советник Гундобальда, занимавшийся воспитанием его сына, написал новому христианскому королю письмо удивительного содержания. Это письмо служит одним из самых важных документов для истории, которую мы излагаем: его автор как будто предвидел, что король франков будет считаться «старшим сыном христианской церкви» и что в Германии будет царствовать христианский император Карл Великий. Таковы были чувства, таившиеся в душе галло-римского духовенства в то время, когда Хлодвиг готовился напасть на бургундское королевство , и вот почему это королевство не устояло в борьбе с

Страна получила название от германского племени бургундов (Burgundii, Burgundiones), жившего первоначально в области рек Нецы и Варты. В III столетии до Р. X. бургунды переселились по верхнему течению реки Вислы, откуда были вытеснены гепидами. В великом переселении народов Б. постепенно все передвигались на юго-запад, пока в области реки Майна не сделались соседями алеманнов, с которыми находились в постоянной вражде. Отсюда они вместе с другими германскими племенами делали частые набеги на соседнюю Галлию, но в 277 г. после Р. X. были разбиты императором . В 413 году, с согласия римлян, бургунды, с королем Гунтаром во главе, основали государство по левому берегу Рейна, между Лаутером и Наге, с главным городом Вормсом (Бургундия Нибелунгова цикла). Вследствие возмущения против римлян, в 435 г., наемная дружина гуннов опустошила их государство. Король Гундикар был убит и остаток бургундского народа был переселен Аэцием в Сабаудию (Савойю). Здесь король Гундиох основал новое Бургундское государство в области реки Роны. При его сыновьях Гундобаде, Годегизеле и Хильперихе Б. распалась на 3 части, с главными городами Лион, Вьенн и Женева. Но Гундобад, умертвив братьев, объединил под своей властью всех бургундов. Он издал первый кодекс бургундских законов - "Lex Gundobada" - и значительно ослабил распри между католиками и арианами (большая часть бургундов приняла христианство от арианского духовенства); † в 516 г.

Его преемник Сигизмунд Святой (516-524), перешедший в католичество, был разбит сыновьями франкского короля Хлодвига и вместе с женой и детьми утоплен в колодце в Кульмье. Брат его Годомар сначала (524) разбил франков при Везеронсе, но потом был сам разбит (532) ими и Б. была присоединена к Франкскому государству. После разделения этого государства (561), Бургундия то получала самостоятельность, то присоединялась к одной из частей Франкского государства - Австразии или Нейстрии. В IX веке, при распадении Франкского государства после Карла Великого, Бургундия опять возродилась как самостоятельное государство. Бозо, граф Вьенский, с помощью папы Иоганна VIII провозгласил себя на Мантальском съезде вельмож королем Б. и Прованса (880). Так возникло государство Цис-юранской Б., получившее название Арелатского, от главного города Арля, и простиравшееся от Альп до реки Роны и от Средиземного моря до Соны. Бозон умер в 887 г. и от его королевства отделилась северная часть, образовавшая особое Транс-юранское или Верхнебургундское государство, с королем Рудольфом I. Он в 888 г. был избран бургундской знатью королем и утвержден в этом звании императором ; после мирного царствования, умер в 912 г. Сын его Рудольф II соединил опять оба государства (934). Он вел непрерывные войны, с целью расширения своих владений; в 921 г. был возведен Адальбертом Иврейским на трон Италии; в 923 г. разбил своего соперника Беренгара близ Фиоренцуола; в 925 г. оставил Италию, а в 933 г. отказался от прав на нее в пользу Гуго Прованского; умер в 937 г.

Был женат на Берте (Берта, дочь аламанского герцога Буркгарда и жена Рудольфа II, короля Трансъюрской Бургундии, по смерти которого (937) она управляла страной от имени своего малолетнего сына Конрада; впоследствии Берта вышла замуж за короля Гуго Итальянского и † в конце X в. Она была замечательной хозяйкой и на различных сохранившихся от того времени печатях и пр. изображена сидящей на троне с прялкой в руках.)

Рудольф III (993-1032), был последним независимым королем Бургундии. Теснимый своими вассалами, он назначил наследником императора Генриха II, своего племянника. После смерти Генриха II новый император, объявил Б. леном Германской империи и после продолжительной борьбы с претендентами на бургундский престол, герцогом Эрнстом Швабским и графом Одо Шампанским, добился (1038) коронования своего сына, впоследствии императора Генриха III, бургундским королем, на сейме в Золотурне. С тех пор некоторые германские императоры короновались в Арле бургундскими королями; но с падением Гогенштауфенов связь Б. с Германией становилась все слабее. В последний раз короновался в Арле (1364) бургундским королем император Карл IV. Мало-помалу Б. распалась на множество мелких самостоятельных государств, которые, за исключением Савойи и Монбельяра, были присоединены к Франции.

Такую же почти судьбу имело герцогство Бургундское (франц. Bourgogne в тесном смысле), основанное в 884 г. братом Бозо, Рихардом, графом Отэнским. Герцогство простиралось от Шалона на Соне до Шатильона на Сене. После смерти Рихарда герцогство досталось его сыну Рудольфу (Раулю), который в 923 г. взошел на французский престол и † в 936 г., не оставив потомства. Генрих, брат французского короля Гуго Капета, женатый на внучке Рихарда, наследовал герцогство, которое таким образом перешло к боковой ветви Капетингов, угасшей в 1361 г. Иоанн II Добрый, король французский, отчасти по праву сюзерена, отчасти по родству с последним герцогом Бургундским присоединил герцогство к французской короне.

Но в 1363 г. он отдал его в лен младшему сыну своему , явившемуся родоначальником новой линии Бургундских герцогов. С этого времени начинается самая блестящая пора в истории Бургундского герцогства. Торговля, ремесла, искусства, и вместе с ними благосостояние граждан и богатство страны поднялись и процветали. Филипп II Смелый вступил в брак с Маргаритой, единственной дочерью и наследницей Людвига III, графа Фландрского, и таким путем приобрел цветущие области Фландрии и Франш-Конте. Назначение Филиппа регентом Франции, вследствие душевной болезни его племянника Карла VI, привело его к непримиримой вражде с Людовиком, герцогом Орлеанским, братом короля. Филиппу наследовал сын его Иоанн Неустрашимый, продолжавший борьбу с герцогом Орлеанским, пока последний не был убит в Париже подосланными Иоанном убийцами. Возгоревшаяся вследствие этого война между Францией и Бургундией закончилась миром 1419 г.; но во время свидания дофина (впоследствии Карла VII) с Иоанном на мосту близ Монтеро, последний был убит одним из свиты дофина. Сын его и преемник Филипп Добрый, чтобы отомстить за убийство отца, соединился с Генрихом V Английским и вместе с ним вступил в Париж. Между ним и англичанами возникли, однако, неудовольствия и он заключил мир с Францией в Аррасе (1435). Владения свои он увеличил приобретением Геннегау, Лимбурга, Намюра, Брабанта и Люксембурга; но ему приходилось вести беспрерывную борьбу с непокорными фландрскими городами.

Сын его Карл Смелый (1467-77) увеличил свои владения покупкой Гельдерна и Цюпфена и сделался одним из могущественных государей своего времени. Начало правления он ознаменовал усмирением возмутившихся граждан городов Льежа (Люттиха) и Гента. Короля Людовика XI, явившегося к нему в Перонн без достаточного прикрытия, он задержал и принудил отказаться от притязаний на Бургундию. С целью возвести Бургундию в самостоятельное королевство, Карл задумал связать брачными узами свою дочь Марию с сыном императора. Недоверие к возраставшему могуществу Б. помешало осуществлению честолюбивых планов Карла Смелого, против которого образовалась коалиция из Франции, Австрии и Швейцарии. Бургундские войска, большей частью тяжеловооруженные рыцарскими доспехами, были разбиты легкой швейцарской пехотой, уже снабженной новым огнестрельным оружием, при Грансоне (1476), Муртене и Нанси (1777); в последнем сражении был убит сам Карл Смелый. Единственная его дочь и наследница Мария принесла Бургундию в приданое Максимилиану, эрцгерцогу австрийскому. Но значительной частью герцогства (а именно Бургундией в тесном смысле) завладел Людовик XI, на правах сюзерена, и по Арраскому миру (1482) Б. была признана составной частью Французской монархии. В 1529 г. это было подтверждено императором Карлом V в Камбрэйском мирном договоре. Остальные бургундские владения, оставшиеся под властью Австрии, перешли после Карла V к сыну его, Филиппу II Испанскому.

Государства бургундов (406 - 534).

Северное королевство на Рейне.
Юго-Зап. Германия. Стол. Вормс.
Гибика (Гьюки)(ок. 380 - 406). 1. Гундакари (Гунтер), сын (ок. 406 - 436)* 436 гуннское завоевание.

Южное королевство на Роне.
Вост. Франция, Швейцария. Стол. Генава (н. Женева), с 501 Лугдун (Лион).
1. Гундиок (Гунтерих)(452 - 73)* Хильперик I, брат (сопр. 452 - 70). 2. Гундобад, сын (в Лионе 473 - 516). Годегизель, брат (в Женеве 473 - 501)* Хильперик II, брат (в Генте 473 - 86)* Годомар I, брат (в Вьенне 473 - 86)* 3. Сигизмунд (Сехисмунд), сын (516 - 24)* 4. Годомар II, брат (524 - 34). 534 франкское завоевание.

короли Бургундии (561 - 612).
Вост. Франция. Стол. Арелат (н. Арль).
1. Гунтрамн, сын Хлотаря I (в Арле и Орлеане 561 - 593). 2. Гундеберт (Хильдеберт II, король Австразии)(593 -596). 3. Теодорих II, сын (596 - 612, в Австразии с 598). 612 присоединение к Нейстрии. Флеохад, сын Эги (майордом 640 - 643)* Дрогон (герцог 695 - 708, майордом Нейстрии 695 - 700).

Королевство Бургундия (Арелат) (879 - 1032).

452 - 534 королевство бургундов 561 - 612 королевство Бургундия 612 - 879 к королевству Нейстрия (Франция).

1) Нижняя (Транс-юранская) Бургундия (879 - 934).
Дофинэ и Прованс. Стол. Арль.
1. Бозон, граф Вьенна (король 879 - 87). 2. Людовик Слепой, сын (887 - 923, король Италии 899 - 905). 3. Гуго, сын (граф Арля 923 - 34, король Италии 926 - 47). 934 - 1032 объединение с Верхней Бургундией.

2) Верхняя (Цис-юранская) Бургундия (889 - 1032).
Франш-Конте и Савойя. Стол. Женева.

*Вельфы. Старший дом*
	889 - 911
	911 - 937
	937 - 993
	993 - 1032
	1032 - 1378

Графство Бургундия (Франш-Конте)
Столица Доль. (ок. 915 - 1384)

Графы Бургундии

	ок. 915 - 952
	952 - 956
	956 - 971
, сын	971 - 975
, сын	975 - 979
	979 - 995
	995 - 1027
, сын	1027 - 1037

Пфальцграфы Бургундии

, сын	1037 - 1057
, сын	1057 - 1087, граф Макона 1078 - 1085
	1087 - 1097, граф Макона с 1085
	1097 - 1125
	1125 - 1127
	1127 - 1148, граф Макона с 1102
, брат	1148 - 1156
, дочь	1156, факт. до 1179
	1156 - 1175, ум. 1189
	1175 - 1200
, дочь	1200 - 1231
	1231 - 1234, факт. с 1208
, сын	1234 - 1248
(Адельгейда), сестра	1248 - 1278
, граф Шалона	1248 - 1264
, граф Савойи	1268 - 1278, ум. 1285
	1278 - 1303
, сын	1303 - 1315, сопр. с 1295
, сестра	1315 - 30, граф. Артуа 1329 - 1330
	1316 - 1322
	1330 - 1347
, герцог Бургундии	ум. 1349
	1347 - 1361
	1361 - 1382
	1382 - 1384
	1384 - 1404
*к герцогству Бургундия*	*1384 - 1477*
*к королевскому домену*	*1477*

Герцоги Бургундские (884 - 1482)

Дом Отён





Капетинги

-Хафель) на западе. Таким образом, бургунды жили на территории нынешних Восточной Померании и частично на территории Бранденбурга . Возможно, бургунды были оттеснены от балтийского побережья ругами , переселившись к Варте и Висле.

Археологические раскопки поселений бургундов связывают с оксывской археологической культурой , распространённой на территории Бранденбурга, Восточной Померании и собственно лужицкой областью, на восток от Вислы. В Сарматии , южнее готов , согласно Птолемею , обитали фругунды , возможно, ветвь бургундов, которые присоединились к готам, опасаясь вандалов. Историк Зосима (V век) упоминает народ уругундов , которые в прошлом проживали на Дунае , а во времена Галлиена (253-268 гг. н. э.) разграбили области Италии и Иллирика . Нужно исходить из того, что переселялись не целиком народы, а только небольшие группы, в случае успеха создававшие союзы с названием восходившим к основному или более известному ядру, как готы, бургунды и т. д. Х. Вольфрам предполагает, что такие крупные племенные объединения возникали только вследствие военных столкновений с Римской Империей .

История

Столкновение с Римской империей

Войны с алеманами

Сведения Аммиана Марцеллина

В довершение всего Валентиниан смог отбить у алеманнов Майнц - крупный город на Рейне, и в очередной раз учредил там епископат .

Переход Рейна

После отхода основных сил римской армии за Рейн в 401 году , дорога в империю была открыта. Переход Рейна около Майнца 31 декабря 406 года бургундами предполагал, вероятно, колонизацию северных территорий алеманнов до нижнего района горного Неккара . Оставшиеся римские войска и служившие им франки были сметены мощной волной наступления вандалов, свевов и аланов . Во время второй волны миграции , когда через римские территории прошли вандалы, свевы и аланы, империя поняла, что самостоятельно защитить свои границы она не в состоянии.

Перейдя на левобережье Рейна бургунды не стали продвигаться далее в Галлию как остальные народы, а расселились в районе Майнца и есть предположение, что как алеманны и франки, бургунды заключили союзнический договор с римским узурпатором в Британии Константином III (407-411).

Королевство в Вормсе

Видимо, чтобы не нарушать мира, император Гонорий позже официально признал эти земли за бургундами. Однако этот вопрос до сих пор остаётся под сомнением. Скудные указания на королевство бургундов на Рейне имеются только в заметках Проспера Тирона из Аквитании , когда он говорит под 413 годом о поселении бургундов на Рейне. При этом союзный договор очевидно был возобновлён и бургунды стали официальными федератами Рима на рейнской границе.

Примерно 20 лет Рим и бургунды мирно сосуществовали, и Западная Римская империя была в безопасности по всему течению Рейна.

Разгром королевства гуннами

Новое королевство в Женеве

При Гундиохе

Часть бургундов осталась в зависимости от вождя гуннов Аттилы, расположившегося в Паннонии , тогда как большая часть, хоть и побеждённая, в 443 году была поселена Аэцием на правах федератов в западной Швейцарии и территории нынешней Савойи , в которой проживало кельтское племя гельветов , подвергавшееся разорению со стороны алеманнов. Аэций создавал таким образом буфер против алеманнов. Бургунды были спасены от уничтожения и поглощения гуннами. Так возникло королевство бургундов в Сабаудии со столицей в Женеве .

Внутренняя политика Гундиоха была направлена на строгое разделения армейских должностей, которые занимали исключительно бургунды и внутриполитическое управление, доверенное местному населению. Папа Гиларий называет короля Гундиоха, несмотря на то, что тот был арианином - «сыном нашим».

На место Майориана Рицимером был поставлен Ливий Север (461-465). Но эта кандидатура, а также убийство Майориана вызвали неодобрение императора Восточной Империи Льва I и наместника Галлии Эгидия (?-464/465). После смерти Севера в 465 году в течение восемнадцати месяцев Рицимер не назначал нового императора и сам держал в руках бразды правления; но опасность со стороны вандалов принудила его в 467 году заключить союз с Восточной Римской империей и принять назначенного византийским двором нового римского императора, патриция Прокопия Антемия (467-472). Последний выдал замуж за Рицимера свою дочь, но вскоре между ними возникла открытая борьба: Рицимер набрал в Милане большое войско из германцев, пошел на Рим и после трехмесячной осады взял его (11 июля 472 год); город был отдан на разграбление варварам, а Антемий убит. При этом Рицимер просит о помощи своего шурина Гундиоха, который посылает ему воинов во главе с сыном Гундобадом (?-516). Гундобад, видимо, лично обезглавил императора Антемия.

С этого времени Бургундия становится реальной силой не только в Галлии, но и во всей империи. Бургунды пытались распространить своё государство до Средиземного моря, но не смогли взять Арль и Марсель . У бургундов, расселившихся среди галло-римского населения, постепенно отмирают родовые отношения, зарождаются основы феодализма.

В 472-474 бургундские отряды вместе с галло-римской аристократией защищали от нападения вестготов Овернь .

При Хильперике I

В 473 году умирает король Гундиох, Гундобад принимает решение вернуться на родину, чтобы не потерять свои позиции в Бургундии. К Хильперику переходит вся власть и титул magister militum (буквально: главнокомандующий союзной армией). В то же время Гундобад носил титул магистра militum praesentialis, императорского командующего. Фактически власть в королевстве разделили Хильперик и его племянники, сыновья Гундиоха Хильперик II (Валанс), Годомар I (Вьенн), Гундобад (Лион) и Годегизель (Женева). При этом их взаимоотношения остаются неясными. Это безусловно негативно сказалось на влияние Бургундии в Риме. Оно с отъездом Гундебада сходит на нет, где уже в июне 474 году смещен его ставленник Глицерий. Новым императором стал племянник жены восточного императора Льва Юлий Непот (474-475).

Примерно с 474 бургунды постепенно продвинулись к северу от Женевского озера, оттеснив алеманов. Хильперик вел дальше борьбу против вестготов, поддержал племянника Гундобада в 474 году, когда тот попал в немилось, как поддерживающий императора Глицерия, у римского императора Юлия Непота. Хельперик вел переговоры, в ходе которых Юлий Непот продлил договор, по которому бургунды оставались федератами Рима, отстоял не только независимость Бургундии, но и владения провинции Финненсис (Rhônetal) захваченные ранее. Однако эти провинции были все-таки потеряны в 476 году .

В 491 году Гундобад убил мечом Хильперика II , приказал бросить в воду с камнем на шее его жену, потом осудил на изгнание его двух дочерей: старшую Крону (она ушла в монастырь) и младшую Хродехильду (Клотильду). Они бежали к другому дяде, Годегизелю . В 493 году Хродехильда вышла замуж за короля франков Хлодвига I . Хлодвигу приходилось часто отправлять послов в Бургундию, где они встретили молодую Хродехильду. Заметив её красоту и ум, и узнав, что она королевской крови, они известили о том короля. Хлодвиг немедленно отправил посла к Гундобаду просить Хродехильду в жены. Тот, не смея отказать, отдал её на руки посланным, и Хлодвиг женился на ней. Хотя королевский дом Бургундии был арианского исповедания, Хродехильда под влиянием своей матери уже перешла в католическую веру. Впоследствии это привело к гражданской войне в Бургундии.

Непонятны причины, побудившие Гундобада убить брата. По некоторым текстам, Хильперик был королём Лиона, а не Валанса. Тогда, если учесть еще и то, что он был соправителем при жизни отца , Хильперик II был старшим сыном Гундиоха. Кроме того, он, видимо, был близок с номинально верховным королём Бургундии, дядей Хильпериком I (?-480), так как жена последнего Каратена, воспитывала его детей в католической вере. Часто тексты называет Каратену женой не первого, а второго Хильперика.

После убийства брата Гундебад изгоняет алеманов с территории нынешней Швейцарии. Примерно в этот же период он пресекает попытки епископа вьенского Авита (490-525) по распространению католичества в Бургундии. Правда, сам епископ не пострадал, но и бургунды остались на прежних позициях, между арианством и язычеством. Кроме того, Авит входил в ближайшее окружение короля, состоявшее из просвещенных римлян.

Поскольку Теодорих Остготский не испытывал недостатка в членах семьи женского пола, он смог оказать честь и бургундскому королевскому дому, породнившись с ним. В 494/6 году дочь Теодориха от одной из наложниц, Острогота была отдана замуж за бургундского королевича Сигизмунда . Однако постоянная напряжённость между остготским и бургундским королевствами сохранялась.

Видимо отношения между двумя оставшимися братьями также были далеко от идеальных, так как Годегизель открыто приняв племянниц явно дал понять, что не поддерживает брата. Оба короля начинают искать поддержку друг против друга у короля фраков Хлодвига , влияние которого в Галлии становится все сильней.

Хлодвиг принимает сторону Годегизеля, пообещавшего ежегодную дань и территориальные уступки. В 500 году произошло сражение при Дижоне вблизи реки Уш . Хлодвиг , Гундобад и Годегизель выступили каждый со своим войском. Узнав о подходе Хлодвига, Гундобад предложил брату объединится против внешнего врага. Годегизил согласился, но в решающей битве при Дижоне (при реке Уш), Годегизель переходит на сторону франков и Гундобад терпит поражение. Годегизил идет на Вьенну , а Гундобад бежит в Авиньон , где был осажден Хлодвигом. Но под давлением вестготского короля Алариха II и при условии ежегодной дани , Хлодвиг снимает осаду и отступает в свои владения. После чего, нарушив договор с Хлодвигом , Гундобад осадил брата во Вьенне (501 год). Когда в городе начала чувствоваться нехватка продовольствия, было изгнано много гражданских лиц, в том числе «и мастер, на кого была возложена забота о водопроводе. Негодуя на то, что и его изгнали вместе с остальными, он, кипя гневом, пришел к Гундобаду и показал, каким образом он может проникнуть в город и отомстить его брату. Под его началом вооруженный отряд направился по водопроводному каналу, причем многие, шедшие впереди, имели железные ломы, так как водопроводный выход был закрыт большим камнем. По указанию мастера они, пользуясь ломами, отвалили камень и вошли в город. И вот они оказались в тылу осажденных, в то время как те все еще со стен пускали стрелы. После того как из центра города донесся сигнал трубы, осаждающие захватили ворота, открыли их и также вступили в город. И когда народ в городе оказался между двумя отрядами и его стали истреблять с обеих сторон. Годегизил нашел убежище в церкви еретиков, где и был убит вместе с епископом ариан. Франки же, которые были при Годегизиле, все собрались в одной башне. Но Гундобад приказал не причинять никому из них никакого вреда. Когда же он захватил их, то отправил в изгнание в Тулузу к королю Алариху.» Впрочем, Хлодвиг никак не прореагировал на это.

К 502 году , при короле Гундобаде , Бургундия достигла вершины своего могущества. Королевство распространилось на всю Лионскую область и область Дофине . Гундобад устранил трех родных своих братьев, сосредоточив в руках всю королевскую власть. Ему приписывается авторство Бургундской правды , совместивший галло-римское законодательство с обычаями бургундов. Первая половина права создавалась в период 483-501, вторая - 501-516 и закончилась со смертью Гундобада.

Бургунды быстро ассимилировались романским населением . Их переселение не вызвало значительного изменения языка местного населения. Бургундская правда в её первоначальной редакции - это сборник бургундского права, составленный под сильным влиянием римского права . Как у и вестготов, у бургундов был составлен для римлян особый сборник римских законов (Lex Romana Burgundionum). Как и в других германских королевствах, основываемых на римской территории, у бургундов в области права применялся персональный принцип, по которому члены каждого племени жили по своим племенным обычаям и законам. Таким образом, право носило не территориальный, но личный характер. Каждый представитель бургундского племени судился по законам своего племени, где бы он ни жил, римлянин же судился по римским законам.

Раздел земель между римлянами и бургундами первоначально ослабил крупное землевладение , но вместе с тем способствовал разложению старинных общинно-родовых отношений у бургундов, развитию у них частной собственности и классовой дифференциации. Мобилизация земли и обезземеливание среди бургундов стали настолько остро угрожать всей их военной системе, что вызвали запрещение бургундам со стороны короля продавать свои наделы (sortes) в тех случаях, когда, кроме продаваемого надела, у бургунда больше не было земли в другом месте.

Бургундская правда знает уже три сословия среди свободных бургундов (ingenui, faramanni): знать , людей среднего состояния, которые владели полными наделами, и низших свободных, безземельных, состоящих на службе у высших классов. Кроме того, известны были колоны , рабы и вольноотпущенники . Таким образом, классовая дифференциация бургундов достигла уже значительного развития.

Образование слоя крупных землевладельцев из среды бургундов не привело к слиянию этого слоя с крупными римскими землевладельцами-сенаторами. Национальная рознь не была изжита, осложняясь религиозной рознью между католиками-римлянами и арианами-бургундами, хотя последние и отличались религиозной терпимостью. Эта рознь, ослабляя Бургундское королевство, способствовала в дальнейшем завоеванию его франками.

В 507 году состоялась война с вестготами . Франки весной двинулись в поход в направлении Тура . Соединившись с колонной бургундцев под командованием Сигизмунда , сына короля Гундобада , Хлодвиг пошел к [Пуатье]. На равнине

В результате междоусобных войн германцев , бургунды потерпели поражение от гепидов в низовьях Дуная , согласно М. Стрыйковскому - в балтийском Поморье . Часть уругундов (бургундов), пройдя через Баварское плато , расположилась на реке Майн . Первое упоминание о бургундах относится к 279 году , когда они, объединённые с вандалами под предводительством Игиллоса (Игилло), вышли к лимесу на дунайско -рейнской границе и были разбиты римскими легионами на реке Лех , около Аугсбурга . После этого поражения бургунды расселяются в области верхнего и среднего течения Майна, территории, оставленной алеманами , отошедшими на юго-восток.

Войны с алеманами

Сведения Аммиана Марцеллина

Переход Рейна

После отхода основных сил римской армии за Рейн в 401 году , дорога в империю была открыта. Переход Рейна около Майнца 31 декабря 406 года бургундами предполагал, вероятно, колонизацию северных территорий алеманнов до нижнего района горного Неккара . Оставшиеся римские войска и служившие им франки были сметены мощной волной наступления вандалов, свевов , аланов и бургундов, бежавших от гуннского наступления [ ] . Во время второй волны миграции , когда через римские территории прошли вандалы, свевы и аланы, империя поняла, что самостоятельно защитить свои границы она не в состоянии.

Королевство в Вормсе

Разгром королевства гуннами

Новое королевство в Женеве

При Гундиохе

Часть бургундов осталась в зависимости от вождя гуннов Аттилы, расположившегося в Паннонии , тогда как большая часть, хоть и побеждённая [кем? ] в 443 году была поселена Аэцием на правах федератов в западной Швейцарии и территории нынешней Савойи , в которой проживало кельтское племя гельветов , подвергавшееся разорению со стороны алеманнов. Аэций создавал таким образом буфер против алеманнов. Бургунды были спасены от уничтожения и поглощения гуннами. Так возникло королевство бургундов в Сабаудии со столицей в Женеве .

В 472-474 бургундские отряды вместе с галло-римской аристократией защищали от нападения вестготов Овернь .

При Хильперике I

Бургундские короли поддерживали хорошие отношения с басилевсами Византии , номинально подтверждая своё подчинение, получая при этом титул (начиная с Гундиоха) magister militum (буквально: главнокомандующий союзной армией).

При Сигизмунде

В отношениях между готским тестем и бургундским зятем не было доброго согласия. Тем не менее на границе с обеих сторон почти 15 лет царил мир.

Бургунды впоследствии вошли в состав французской народности и дали название провинции Бургундии .

См. также

Напишите отзыв о статье "Бургунды"

Примечания

Литература

// А. Р. Корсунский, Р. Гюнтер. Упадок и гибель Западной Римской Империи и возникновение германских королевств (до середины VI в.). М., 1984.
Ханс Юбер Антон, бургунды. In: Reallexikon der Germanischen Altertumskunde . В: Словарь Real древностей германских. Bd. 4 (1981), S. 235-248. Том 4 (1981), p. 235-248.
Justin Favrod: Histoire politique du royaume burgonde . Lausanne 1997.
Reinhold Kaiser: Die Burgunder . Kohlhammer, Stuttgart 2004. ISBN 3-17-016205-5 .

Отрывок, характеризующий Бургунды

– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.

Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка, Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.

Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n"a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее. Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее, эту страшную ее ».

В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.

В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d"Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d"avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.

Бургунды, германское племя. Образовали королевства: в бассейне Рейна – в начале V века (завоевано гуннами в 436 году), в бассейне Роны – в середине V столетия (в 534 году завоевано франками). Недолгую, но бурную судьбу пережили бургунды, оставившие богатую мифологию и эпическую традицию, о чем напоминает «Песнь о Нибелунгах». Они происходили с юга нынешней Норвегии, с острова Борнхольм, отличались высоким ростом, рыжим цветом волос и бород. В 417 году бургунды во главе с тремя сыновьями Гибиха – Гундахаром, Гизельхером и Годомаром (Гибих, Гунтер, Гизельхер и Гернот «Песни о Нибелунгах») – дошли до Рейна и заняли римскую провинцию Германия Прима. Центром их владений стал Вормс. Рим вынужден был признать их федератами, даровать наследникам Гибиха римские титулы и ежегодно поставлять продовольствие.

Бургунды в Песне о Нибелунгах
Допрос Хагена королем Аттилой и Кримхильдой, Донато Джианкола

Бургунды в Песне о Нибелунгах
Кримхильда показывает Хагену голову Гунтера, художник Генрих Фюссли

В 435 году, недовольные задержкой с поставками, бургунды решили занять провинцию Белгика и были разгромлены римским войском, на стороне которого выступили гунны, предводительствуемые Аттилой (Этцель нибелунгского эпоса). В тот роковой год погибли Гундахар и его братья, что стало основной идеей трагедии «Песни о Нибелунгах». После этого поражения бургунды были переселены на земли вокруг Женевского озера с центром в Лионе. Согласно римской традиции терций, им как воинам, расквартированным на постой, было выделено две трети земель, одна треть имуществ и рабов.

В ходе перераспределения земель сложилось наследственное право владения наделом (sors). При этом римское землевладение не перестало существовать. Сохранились отношения патроната и колоната. Родовые вожди бургундов были уравнены в правах с римскими офицерами. Короли вплоть до 476 года носили титул «magister militurn». Римское влияние сказалось на записи обычного права в так называемой «Бургундской правде», составленной при короле Гундобаде (474 – 516 годы).
Дод Евгений Вячеславович биография успешного председателя.

В частности, в ней оказались статьи о колонах, о рабах, посаженных на пекулий, о патронатных договорах. Печать романизации несет и система правовой защиты лиц, принадлежавших к различным стратам. Так, убийство знатного (optimates, nobiles) каралось пени в 300 солидов, убийство человека среднего состояния (mediocres) – 200 солидов, убийство незнатного, человека низкого происхождения (minores, inferiores) – 150 солидов. В 517 году при короле Сигизмунде бургунды приняли католичество, которое, впрочем, осталось достоянием родоплеменной элиты. В 534 году бургунды подчинились франкам. От бургундов произошло название Бургундия.

В средние века название Бургундия носили различные государственные и территориальные образования. Варварское королевство Бургундия с центром в Лугдунуме (Лионе) образовалось в конце V века на территориях, захваченных германским племенем бургундов. В 534 году королевство было завоевано франками, но сохранялось как целостное территориальное образование под своим названием в составе Франкского королевства.

Второе бургундское королевство было создано Гонтраном, сыном Хлотаря I; оно включило в себя Арль, Санс, Орлеан и Шартр. При Карле Мартелле было присоединено к Австразии. В ходе распада Франкского королевства на территории Бургундии образовались два королевства, границей между которыми был Юрский хребет: Верхняя Бургундия и Нижняя Бургундия, объединившиеся в 933 году в единое королевство, которое также называлось Бургундия, с центром в Арле.